Обычно, благодаря нашим продвинутым СМИ, мы почти ничего не знаем о том, что творится в соседних государствах. За исключением бедствий и скандальных ситуаций. А из новостей тех же российских телеканалов непосвящённый зритель может сделать вывод, что Россия - это страна терроризма, катастроф, бедствий и проблем не имеющих решения. Не знаю что братьям славянам известно о нас. Здесь тема разрешает сказать только о дорогах. Казахстан начинает осуществление амбициозного проекта (а таковых у него сейчас много), результатом которого должна стать автомагистраль "Западная Европа - Западный Китай". Дорога проляжет по трём южным областям и её протяжённость по нашей стране составит 2000км. Можете себе представить масштабы работ при строительстве магистрали, отвечающей всем требованиям высокого мирового уровня с инфраструктурой, заправками, мотелями и сервисом через положенное по нормам расстояние в обоих направлениях, при том, что построить её должны за ДВА ГОДА! Дорога проляжет примерно по маршруту Великого Шёлкового Пути. Так что, Гена, через два года можно будет сесть в авто, или в кресло комфортабельного автобуса и проехаться по "местам боевой славы". Это же приглашение действительно и для других "казахстанцев", коих, как оказалось, среди нас много!

Николай, после описанного тобою химического анализа использованных мною слов, я понял, какой я дремучий! Как все здесь знают, не обладая хоть сколько-нибудь выдающимися способностями в какой-либо сфере деятельности, я особенно робею и комплексую перед информированностью, эрудированностью и просвещённостью. Спасибо, друг! Высокую планку устанавливаешь мне. Но возьму ли я такую высоту? Язык -это критерий литературный. Хороший язык - это как красивый полёт. Но если летать меня учили, то словесность армейского ассортимента явно маловата для искусного словесного пилотажа без предпосылок. Ну вот и нарвался на предпосылку! Найду время - исправлю и посчитаю запятые.
Честно говоря, рассказ в таком виде, как он выглядит на форуме, больше похож на венигрет. Всё свалено в кучу и вам остаётся просто брать его так как есть - солдатскою ложкой из котла. Василий пытался подсказать как подправить. Я помучился и боросил. Некогда, скучно и мало толку. Дел очень много. Боюсь, что я вообще человек по жизни поверхностный. В лучшем случае - практичный. Я даже пчеловод в общепринятом смысле не высокообразованный. Просто я понимаю пчёл, чувствую их, знаю их основные способности. А дальше всё просто: тянешь РУС там, где надо и двигаешь РУД столько, сколько нужно. Ну не могу я сидеть в тиши кабинета и погружаться в словесность! Но очень хотелось бы писать грамотно! А кто будет деньги зарабатывать? А сколько увлечений, необходимостей, контактов и работ помимо этого... Хочется пить эту жизнь огромными глотками, а не тянуть её через соломинку! Но кости - когти..... Это явный облом! Ладно! Усилю осмотрительность! Вон Толик Кусей каков! Меня похвалит, а сам напишет свой пост абракадаброй - с него и взятки гладки! А я взялся за гуж и теперь говорю, что не дюж....

Добавлено (10.04.2010, 17:22)
---------------------------------------------
P.S. Я поздно "встрял" и написал Коле Немчикову на предыдущей странице. А компьютер ,то грамотный "воткнул" там, где и надо, в хронологии.

Добавлено (10.04.2010, 17:47)
---------------------------------------------
Сейчас по телевизору передали об авиакатастрофе , в которой погиб президент Польши. Почтим память погибшим!

Памяти Саши Дунаева посвящается.

Коробочка

В школе я был дураком. С вершины прожитых лет это уже видно вполне отчётливо. Сначала хотел сказать как-нибудь мягче. Например, кто-нибудь сказал бы чисто по-русски, по-деревенски, но мягко и снисходительно: «Он у нас был дурнем». Так нет же! О себе я и так сказать не могу. Причиною этому было то, что моё умственное развитие явно запаздывало за развитием физическим. Судите сами! Зимою, во время учёбного года, я находил время бродить по глубоченным снегам в окрестностях села с такими же оболтусами, как сам. Мы устраивали битвы и дальние походы, жгли костры на снегу или просто на скорость продирались сквозь чащобу деревьев и кустарников как стадо диких кабанов. Это помимо того, что гоняли шайбу на льду и вечерами резались в спортзале на волейбольной секции. А когда не было тренировки, лазили по подвалам и чердакам многоэтажек, выдумывая разные приключения и рискуя сломать себе шею. В тёплое время года, как только под турником в школьном дворе высыхала лужа, каждая перемена проходила возле него. Мы делали «склёпки» и «замки», подъём силой, перевороты и лихие соскоки. А к концу девятого класса, привязавшись ремнями, уже крутили «солнышко». Чтобы ладони от пота не сильно скользили, мы тут же, под ногами, окунали их в пыли и прыгали на перекладину. А по звонку мчались в класс и там демонстративно выкладывали перед девчонками на парты потные и грязные кисти рук. Да ещё и играли ими специально, чтобы до самых рукавов футболки живописно играли мышцы с вздувшимися от напряжения венами. Шокировать девчонок - вот высочайшее из наслаждений, как мне тогда казалось!
Кроме этого – все доступные виды спорта. Плюс ещё и те, что были выдуманы собственной фантазией. Например, каждую весну, когда вороньё расселится по гнёздам, я должен был «проинспектировать» каждое гнездо в окружающих село лесополосах. Тополя, посаженные когда-то заключёнными АЛЖИРа, были высоченные и для большинства пацанов – недоступные. Серые вороны, знавшие о моём пристрастии, выбирали для своих гнёзд самые недосягаемые места. А у меня был принцип: разобьюсь в лепёшку, но не будет такого гнезда, до которого я не смог бы добраться! Как жив остался – сам удивляюсь.
Все обложки тетрадей были изрисованы оружием. И ещё головами и мускулистыми торсами индейцев. Я лихо стрелял из самодельного лука и с обеих рук втыкал ножи и тамагавки. Лето же непрерывно было связано и с озером. Нырял на время и дальность до опьянения. Помногу морских миль в день наматывал на лодке, исследуя все плёсы в плавнях. Кожа от солнца часто висела на мне лохмотьями, а на шее болтался на верёвочке небольшой кусок обыкновенного красного кирпича. Ну, чтобы было не так, как у других! Ладони от работы по хозяйству, от турника и вёсел были грубы как у морского волка. И это было моей особой гордостью!
Старший брат ушёл в армию и я безраздельно пользовался его изрядно потрёпанным мотоциклом ИЖ-Юпитер. Пригнав на нём в соседнее село, просил у дядьки покататься на его жеребце. Тогда я впервые начал летать! Жеребец был не намного умней меня, и мы никак не могли найти общего языка. Кидал он меня жестоко, но, ведя уже давно жизнь бандерлога, падал я грамотно и оставался цел и невредим. Поэтому и уходил от него всякий раз с гордо поднятой головой!
Прыгнув на мотоцикл, я мчался домой, управлялся по хозяйству, потом отмывался быстро от всех ароматов и независимой расслабленной походкой выдвигался на дискотеку, крутя на пальце ключ зажигания от мотоцикла, вместе с прикреплённой к кольцу детской соской-пустышкой. Ну, чтобы не так, как у других! Ну, и опять же поэтому, или потому, что бездействие само по себе было для меня невыносимо, я не подпирал стены в танцевальном холле сельского клуба, как это положено делать пацанам, а лихо крутил вальс с одноклассницами (а куда им было деваться - других то кандидатов нет) и лихо тряс конечностями под Африка Симона, «Аббу» и «Boni M». К тому же, к концу девятого класса я начал быстро расти. А до этого всем одноклассницам в пупок дышал.
Самым ласковым именем для младших было слово «шмакадёнок». А самой высокой похвалой для товарища было ни больше, ни меньше - слово «сволочь!» Ну и всё прочее в таком же духе.
Надо ли говорить, что для чтения книг, которые я тоже любил, оставались только ночь и утро перед школою. На первый урок я часто прибегал под оглушительно грохочущую сирену школьного звонка. Страшнее всего было опоздать на урок немецкого языка. Тогда, стоя у дверей на глазах у одноклассников, опоздавший должен был произнести фразу, которую дьявольски трудно было запомнить и перевод которой мы точно не знали. Невероятно, но эта фраза врезалась в память, как апогей её натренированности и единственное достижение пятилетнего изучения иностранного языка: « Иншульдиге зи бите. Ир ляубе зи мир бите зетцен». Можете представить, сколько раз мне пришлось опоздать только на уроки немецкого языка, чтобы на всю жизнь запомнить эту фразу? С удовольствием отдал бы этот уголок памяти для чего-то более важного. А что поделаешь? Чтение по ночам. А ещё иногда и уроки приходилось делать!
Не смотря на всё это, у меня оставалось ещё много недожженной энергии при замедленном развитии мозговой деятельности. И всю эту энергию я выплёскивал на окружающих. Больше всего доставалось моим дорогим, многострадальным одноклассницам. Я был ехидным дразнилой, доставалой, надоедой. Кому-то, может быть и вполне справедливо, я казался хамом и придурком. Ну, чтобы не так, как все!
Мои литературные пристрастия заметно отличались от школьной программы. Доставали бесконечные разборы образов литературных героев. Однажды я не стерпел и на вопрос учительницы о причинах, побудивших Балконского или Пьера Безухова поступить так, или иначе, я заявил: «А что им, богачам, было делать? С жиру бесились!»
Учительница литературы меня едва терпела и, скрепя сердце, ставила мне за сочинения неизменную пятёрку, а за почерк и грамматику – тройку, а то и двойку. А тут ещё Николай Васильевич Гоголь подошёл по плану со своими типажами из «Мёртвых душ». Я готов был выть от тоски на уроках литературы и вечно чего-нибудь возникал, чем ещё больше раздражал Тамару Павловну.
В один из таких дней, где-то ближе к середине девятого класса, учительница вошла в класс в сопровождении незнакомой девчонки в школьной форме. На строгом лице новенькой красовались очки. Зубрилка, - безошибочно определил я! Волосы, как и у большинства девчонок, были собраны сзади и стянуты резинкою в хвост. Тамара Павловна объявила:

- Сегодня в вашем классе новенькая! Её зовут Лена. Фамилия – Коробко!
- Коробочка! – возопил я в восторге!
- Коробочка у Гоголя. А она – Коробко, - парировала учительница.

Ага! Щас! Меня переубедишь!
Новенькая стрельнула в мою сторону двумя рентгеновскими лучами из-под своих строгих очков. Похоже, что вывод о моих умственных способностях она уже успела сделать.
А мне то что? Главное, что можно теперь на ком-то оторваться! Да что там на ней! Оказалось, что тремя классами младше учится её сестрёнка. Когда я в один из дней случайно увидел её в классе после уроков, то она, похоже, уже была осведомлена обо мне. Взяв привычный тон, которым обычно разговаривал со шмакадятами, я выдал с показным удивлением:

- А! Это и есть Маленькая Коробочка?

Такой простой и, согласитесь, абсолютно безобидный вопрос, совершенно неожиданно вывел из себя маленькую тоненькую шестиклассницу. Она бросила тряпку, которой мыла пол после уроков, подскочила ко мне вплотную и, подняв ручки на уровне головы, начала яростно тарабанить меня в грудь мокрыми кулачками, выкрикивая в пылу негодования:
- Что тебе нужно? Почему ты дразнишься? Что я тебе сделала? Я тебя ненавижу!
Пошёл вон!

Честно говоря, на кулаках я схватывался с пацанами не раз и не два. А тут опешил. Одноклассницы малявки, работавшие вместе с ней, молча смотрели на избиение старшеклассника.
- Да ну тебя, бешенная, - только и сказал я, удаляясь вон из класса.

По прошествии какого-то времени, и при внимательном рассмотрении, оказалось, что новенькая по всем параметрам очень даже ничего. Своим дразниловом я доводил её до гнева, а иногда почти до слёз. Себя же я чуть не довёл до разбирательства на комсомольском комитете. (Читай – военный трибунал).

Не факт, что через год я поумнел.
Иль до меня дошли увещевания учителей,
её самой, или её подруги.
Быть может, солнце
было ненормальным в этот день
и сноп его лучей, влетев в окно,
вдруг осветил всё в классе необычным светом?
Я вдруг увидел то, что раньше, как бы,
было скрыто от меня:
умна, стройна, в походке легкокрыла –
она совсем не походила
на образ скушный тот из «Мёртвых душ».
Три тысячи чертей!
Ведь мне об этом кто-то говорил, однако.
Где ж был мой разум? Чем был занят он?

С тех пор я начал обращаться к ней по имени. Сей факт невероятно положительно сказался на отношении Елены Коробко ко мне. Брезгливости в её лице при моём приближении я замечал всё меньше и вскоре наши отношения так вознеслись, что она стала иногда давать мне списывать домашнее задание по физике!
Десятый класс – прекраснейший из всех! Потом разлёт выпускников из школьного гнезда ... Сомнения, ошибки, пробные и робкие шаги по жизненной дороге...
У каждого свой путь, но тяга к дому ещё довольно часто сводила вместе четырёх друзей:
мой друг Антон – спортсмен и, по сравнению со многими – большой молчун; я – заводила, балабол и провокатор; Елена – в то время эталон терпения; четвёртою была её подруга Турсунгуль - большая умница, красавица и настоящий друг! А впереди у всех была своя дорога...
Я бросил свой тоскливый институт, и мы с Антоном уходили в армию служить. Девчонки добросовестно скребли гранит науки. И обе обещали мне писать. Подруга писала потому, что имела несчастье влюбиться в меня, а Лена потому, что я её ... просил.
Заканчивалось детство. Я вышел из него почти безгрешным. Время отпустило мне все мои явные и скрытые грехи. Лишь один только человек по-прежнему относился ко мне очень подозрительно. «Маленькая Коробочка» по имени Люда меня не переваривала. И ещё долгое время доставала старшую сестру вопросами типа: « Как тебе только не тошнит общаться с этим противным дразнилой?»

Добавлено (13.01.2011, 20:30)
---------------------------------------------
Ребята, читатели вы непредвзятые и терпите всё, что помещают здесь на форуме. Я закончил писать "Коробочку", а сам сомневаюсь в форме. Поправил немного первую часть. Но кажется, что получилось что-то несконцентрированное.
Не поймёшь что здесь главное. То ли я со своими понтами? То ли мои школьные друзья? То ли воспоминания о Саше?
Правомерно ли всё это сводить в один рассказ? По большому счёту это и не рассказ в художественном смысле слова. А скорее просто повествование. Утешаю себя этой мыслью. А форму искал исключительно для того, чтобы на контрасте показать глубину и теплоту чувств, которые можно пережить в результате самого, казалось бы, простого поступка человека. И ещё оправдываю себя тем, что здесь тема - "Рассказы о той и этой жизни". Значит обо всём этом здесь можно было написать. Ведь так?

Пока писал сообщение, уже трижды звонили в дверь посевальщики! Я снова отправляю вам чтиво под Новый год.
Новый-Старый год! У меня он уже наступил и утром ждёт работа.

(Продолжение)

Ко времени моего отъезда в армию, Людмила подросла и вела себя по отношению ко мне вполне дипломатично, но своим человеком я для неё так и не стал, не смотря на то, что она с интересом слушала мои рассказы о поездках и попытках поступления в лётное училище, о самолётах и вообще о разных чудесах света, таких как каштаны и плакучие ивы и даже настоящие яблоки и абрикосы на ветках деревьев над головой! Или о настоящей немецкой жвачке, которой кто-то угостил меня на абитуре.
Тут надо бы сделать оговорку, что мы не были дикарями какими-то в своей степи. Мы были счастливые советские дети! Мы ощущали себя будущими полноправными гражданами великой страны! Мы были счастливы и пользовались всеми благами, которые нам эта страна так щедро предоставляла! Ну, например, из тех же детских радостей, мы точно знали, что на Новый год каждый из нас получит бумажный кулёк с конфетами, на который мы сдадим деньги классному руководителю. В этом волшебном кульке, кроме знакомых карамелек, ирисок «кис-кис» и «золотой ключик», будет ещё несколько шоколадных конфет, пачка вафель и, самое главное, один мандарин или апельсин! Правда, я в течение нескольких лет не мог разобраться, что оказалось в новогоднем подарке. Да и мои одноклассники тоже. Мандарин и апельсин одинакового цвета. Вкус тоже одинаковый. Так нам казалось. Ведь прошлый раз мы ели его в прошлый Новый год и вкус забывался. Потом нас кто-то учил, что их различают по тому, что мандарин (или апельсин) хуже чистится. Но это как-то не запоминалось. Какая разница? Ведь они такие необычные! И такие вкусные! А если в какой-то год в подарке вместо оранжевого чуда оказывалось яблоко, то мы до следующего новогоднего праздника снова забывали, как отличить мандарин от апельсина. И мы были счастливы! И в основном счастливы потому, что многое и многое нам было неведомо и мы не знали, что этого вообще можно хотеть. Мы жили в самом центре гигантского континента и до ближайшего морского порта были тысячи километров. Мы никогда не видели ни одного иностранца или даже моряка дальнего плавания. Мы не сразу узнали смысл слова «фломастер». Не понимали, как сильно можно хотеть ГДРовский ластик или цветные карандаши. Или даже простой немецкий карандаш! А вместо жвачки пытались жевать гудрон и даже как-то различали его по маркам качества. Никто из нас не видел за свою жизнь банановой кожуры, не ел гранат, персиков или абрикосов. Мы в своём степном селе даже не видели, как на самом деле выглядят белый гриб или подосиновик.
Наверное, и в наших краях есть чудеса, которые были неведомы детям Москвы, Ленинграда или Одессы. Но боюсь, что список этих чудес был несравнимо короче.

Благодаря моим поездкам в Чернигов, пока неудачным, а так же срочной службе, весь окружающий мир, знакомый мне раньше по книгам и кинофильмам, начал обретать в моих глазах более чёткие очертания. Неуёмная энергия, которую я, по-прежнему, безжалостно расплёскивал, помогала мне быстро адаптироваться в этом новом огромном мире. Поступление в лётное училище стало пороговым событием, пережив которое, я стал гораздо внимательнее относиться к воспитанию каких-то черт своего характера и огромную помощь в этом мне оказали ребята, вместе со мной надевшие заветные курсантские погоны. За плечами было полгода срочной службы, прошедших в сержантской школе. А в училище я как-то быстро и незаметно стал замком половины нашего курса. Учёба давалась очень нелегко. Плохо, когда ты раньше многого не знал, а потом ещё и забыл. Надо было сделать так, чтобы сержантские погоны не испортили мне курсантские годы и не помешали идти вместе со всеми к нашей мечте – бескрайнему манящему небу. Благо, ещё свежи были в памяти отрицательные и положительные типажи младших командиров из опыта срочной службы. Ну и, толком ещё не разобравшись в самом себе, я уже начал, как мне казалось, разбираться в людях. По опыту я знал, что начало армейской службы гораздо проще даётся ребятам «от станка и от сохи». Я был спокоен за таких ребят, как Виталя Щекотков, знающий, каким потом добывается хлеб на саратовских полях. Или Сергей Бутеску, поглотавший солярки с пылью в степях казахстанских. Я не сомневался в Лёне Бильском, выросшем в прекрасной многодетной семье и в Лёше Железове, которого жизнь уже пообтёрла во время учёбы в техникуме. Не сомневался и в Вите Минашкине – спокойном стойком парне, выросшем без отца. Внимательнее нужно было быть с ребятами из больших городов, вышедших из творческой и интеллигентной среды. Воинские порядки конкретно проходили по их душам бульдозером. Но я ещё по срочной службе знал как много среди них светлых голов, благородных душ и стойких характеров! Им нужно было только продержаться в начале, чтобы ужиться с общими для всех воинскими правилами.
Саша Дунаев из всего ближнего окружения поразил меня едва ли не больше всех!
Это был высокий и статный юноша с великолепными благородными манерами. Тёмные густые волосы и тонкая чистая кожа удивительно белого цвета, придавали его красивому лицу и всему его облику как бы печать принадлежности к особой касте. При первом взгляде на него думалось: «О! Да этот парень, не иначе, голубых кровей!» А при более близком знакомстве, приятно располагали к себе его дружелюбие, отсутствие привычки к грубым словам, аккуратность, прекрасное чувство юмора и, что самое удивительное для меня – поразительная стойкость к жёстким условностям воинской жизни. Я не могу вспомнить, чтобы он когда-то унывал или хандрил. Удивительная тёплая улыбка была его визитной карточкой и любой человек при виде её сразу чувствовал расположение к Саше. Положа руку на сердце, мне кажется, что ему к лицу больше подошла бы не курсантская форма, а мундир русского офицера, какой носили некогда наследники княжеских и графских родов. Уж очень подходил его облик и большое человеческое достоинство под обращение «Ваше благородие»! Или даже «Ваше сиятельство».
Саша был из семьи военных. Отец его в это время служил в Германии. Конечно же, родители его очень любили и, чтобы скрасить его неожиданную и такую далёкую оторванность от дома, старались прислать или передать с оказией каких-нибудь маленьких радостей в виде невозможных в Союзе немецких конфет, жвачек или шоколадных монет. В одиночку Саша радоваться гостинцам не мог и непременно угощал друзей. В какой-то из таких моментов, не особо задумываясь о тактичности своей просьбы, я спросил его:

- Саша, а можешь ли ты попросить родителей прислать небольшую упаковку жвачки для меня? Я бы отправил их в Казахстан. Они ведь там такого чуда не видывали.

В ответ на мой вопрос Саша невозмутимо кивнул головою и сказал:

-Я спрошу.

Я сказал и забыл. А Саша то, оказывается, помнил! Не знаю, сколько прошло времени, но вот однажды он подходит ко мне и, широко улыбаясь, протягивает небольшую коробочку:

- А это тебе!

Я взял в руки эту коробочку, величиною с небольшую книгу, не понимая еще, в чём тут дело. Мне понадобилось ещё несколько мгновений, чтобы понять какое сокровище я держу в руках! Я не находил слов, чтобы выразить свою радость и благодарность! Саша был немного смущён и весел. Мы бестолково начали решать, как мне рассчитаться за посылку его родителей. Я ведь обещал заплатить, если дело состоится. Саша сообщил, что родители ничего определённого не сказали. Мол, сами разберётесь. А разобраться надо было. У курсанта, почитай, каждый пятак на счету. Обменного курса марок на рубли мы не знали даже приблизительно. И тогда я, как и подобает по должности, сделал решительный шаг! Рассчитался я не марками и не презренными долларами. Такого мусора я и в глаза никогда не видел. С полного Сашиного одобрения, я выдал ему целых четыре наших незыблемых советских рубля! Половину курсантской зарплаты! Саня не переживал, что ограбил меня. Ведь моя сержантская зарплата была заметно больше.
Не выпуская из рук коробочку, в которой под прозрачной плёнкой аккуратными рядами были уложены заветные квадратики жвачек, немного напоминавших по форме советские ириски, я побежал на почтовое отделение и там, завернув её как следует в плотную бумагу, написал на бандероли адрес.

Письмо от Елены я ждал с мучительным нетерпением. Но был вознаграждён за это подробным рассказом и жаркими эмоциями! На основании этого рассказа, моё воображение выстроило картину происходивших там событий и я не раз с удовольствием прокручивал в уме этот занимательный сюжет!
Бандероль пришла на имя Лены. Но её заинтриговала в адресе чёткая приписка в скобках: (Для Люды!). Вскрыть бандероль самой, она посчитала в этом случае невозможным. Люда же в это время была далеко. Она уже училась на первом курсе института, в котором несколько лет назад начинал учиться и я.
Зима. Лютый холод после отбушевавшего недавно бурана. Лена бросает все дела, садится на автобус и едет в Целиноград, теребя в руках загадочную бандероль. В ней что-то тихонько постукивало при встряхивании. Значит это не книга. А что ещё мог послать молодой советский человек другому советскому человеку? Непостижимость этой загадки была ещё и в том, что ей то самой её одноклассник никогда ничего не присылал, кроме писем. И ни единой версии! Ни малейшей подсказки! Никакого намёка! А этот промозглый автобус ползёт так невыносимо медленно!
Общежития целиноградской инженерки находились на противоположном краю города в открытой степи. Это были четыре голых пятиэтажки, уныло взирающих заиндевевшими окнами на бескрайнюю степь, теряющуюся в дымке морозного марева и студенческая столовая, вечно курившая клубами пара и дыма из своих труб, вентиляционных шахт и открытых форточек. Между сугробов вились тропинки, протоптанные студентами в сторону города, где в полукилометре от общежитий возвышался новый корпус института. Более широкая дорожка вела мимо столовой к конечной остановке городского маршрутного автобуса. Дрожа от холода и сгорая от нетерпения, Елена добежала от остановки до общежития сестрёнки и нежданно-негаданно вихрем ворвалась девчонкам в комнату! Бедная Людмилка была в шоке уже от одного приезда сестры в такую даль! А та ещё тычет ей какую-то бандероль, обклеенную марками, и сбивчиво старается объяснить что-то про её Стаса, про поход на почту и всё показывает ей в графе получателя приписку: (Для Люды!).
Открыть бандероль Люда так и не решилась. За дело взялась старшая сестра. Хрустнули, ломаясь, сургучные печати. Дрожащие руки развернули бумагу и все в комнате воззрились на небольшую красивую коробочку, явно не советского оформления.
Долгая пауза... И вдруг Елену осенило! На половине выдоха она вдруг закричала, переходя в конце на долгий визг:

- Это жвачка-а-а-а-а-а!

Все девчонки, собравшиеся вокруг стола, разом взяли эту крайнюю ноту и неимоверной силы визг восторга хлестнул сквозь замёрзшие стёкла по снежным торосам! Степь вздрогнула испуганно и замерла. Что ж? Она привыкла уже так вздрагивать, когда на Байконуре запускают очередную ракету...

Надо ли говорить, что этой коробочкой жвачек я окончательно растопил лёд недоверия в сердце младшей сестрёнки своей девушки и сделал основательный задел для нашей последующей дружбы на всю жизнь. Наверное, надеялся я, этот невероятно удачный сюрприз, произвёл какое-то впечатление и на Елену. А всё благодаря Саше и его замечательным родителям!
Порою в жизни так бывает, что знаешь человека долго и живёшь с ним рядом. Тебя многое связывает с ним в воспоминаниях о прожитых годах и пройденных дорогах.
Отношение к этому человеку может быть ровное, простое и хорошее. Но бывает иногда мимолётное знакомство, или короткий отрезок времени, когда соприкоснувшийся с тобою на жизненном пути человек оставляет в твоём сердце удивительно тёплый след! Пусть забудется многое. Пусть забудется всё! Но это тёплое соприкосновение не стирается из памяти, а лечит и очищает твою душу всю оставшуюся жизнь! Таким в моих воспоминаниях остался Саша Дунаев. Бездушная шальная пуля вырвала из наших рядов удивительного парня, оборвала радость и гордость в сердцах его родителей. Саша не мог этого предвидеть и не мог этому противостоять. Он прожил короткую и очень светлую жизнь.
Мы часто по привычке устремляем свой взгляд к небу. Когда в его голубизне ненадолго появляется и потом тает удивительной чистоты белый инверсионный след, я всегда с улыбкой и печалью вспоминаю Сашу и мысленно говорю:

- Спасибо, Саша!
12.01.2011г