Гауптвахта встретила меня тишиной и этим, своим особым, сладковато-кислым запахом каземата. Я всегда удивлялся, как можно было в таком небольшом помещении на несколько камер создать полное ощущение тюрьмы. Ну что же, советский строй в таком деле имел большой опыт. А организацию системы наказания я хорошо знал, так как до поступления в лётное училище меня полгода натаскивали в сержантской школе Тюменской отдельной конвойной бригады Внутренних Войск СССР.
Начальник караула принял от меня записку об аресте, определил номер камеры и предложил подождать пока арестованных приведут с работы. Время – жестокая вещь. Какие-то события, лица людей и имена бывают начисто стёрты из памяти. А может быть время спасительно и защищает нашу психику от перенапряжения и, может быть, лишних травм. Не помню как закончился этот день. Наверное, никак. Я выключил все чувства и стал на время……никем. Устал.
Помню, что вечером затащили по камерам деревянные лежаки. Со мной было ещё несколько человек. По традиции, заведённой Запыричем, губа никогда не пустовала и в распоряжении коменданта всегда было достаточно рабсилы. Губари напахались и еле волочили ноги. Все легли на голые доски лежаков и, перекинувшись несколькими фразами, вскоре затихли. Я натянул к подбородку край шинели, покрутился, тщетно пытаясь как-то удобнее расположиться. На корявом потолке каземата нагло горела негаснущая лампочка….. Кино! …….Или это жизнь, чёрт меня подери?…….

***
На губе подъём проходит очень быстро. Делов то! Откинул шинель, шагнул в сапоги и вот ты уже стоишь одетый! Застучали по коридору деревянные лежаки и построились в отведённом месте в конце коридора. Привёл себя в порядок как смог. Настроение было ничего себе. Решил, что коль уж суждено, то сцеплю зубы покрепче, но дотащу свой крест на Голгофу! Не я первый и не я буду крайний! Даже постараюсь улыбаться, если смогу.
Завтрак прибыл без опоздания. Губари, толкаясь, устремились в маленькую комнатку, изображавшую столовую. Я зашёл крайним. Ребята оставили мне место на краю скамьи у самого выхода. От слипшихся макарон «с чем-то» я отказался, сославшись на то, что ещё не наработал себе аппетит. Зато расквасил солдатскою ложкой пайку масла по куску белого разваливающегося хлеба и зажевал его не торопясь, прихлёбывая из эмалированной кружки уже не горячий котловой солдатский чай, тщетно пытаясь согреться изнутри. Прохлада каземата за ночь тихо высосала тепло из тела и кровь никак не хотела весело бежать по артериям. Я вдруг подумал, что ведь много читал книг о войне и других суровых временах и часто встречал сюжеты, когда, ложась спать, бойцы укрывались шинелью. Но что-то я не помню, чтобы кто-то говорил, что под шинелью можно согреться. Ну, вот и я ……..не говорю….
Я опрокинул кружку и вылил в рот оставшийся глоток грязно-коричневой безвкусной жидкости. Да-а-а, брат! Быстро же ты отвык от солдатской кухни! Давно ли в Сургуте в пятидесятиградусный мороз вместе с товарищами вышибал пинками из-под сугроба очередную бочку квашеной капусты и катил её на кухню. Вот её, да жареную селёдку мы и ели каждый день в разных вариациях на завтрак, обед и ужин. Счастливыми бывали дни, когда откуда-то из тундры привозили тушу уставшего бегать северного оленя. Олени там худые и маленькие. А мясо почему-то имело вкус перемёрзшей капусты и пахло жареной селёдкой. И опять же спасала законная солдатская пайка сливочного масла по утрам. Только она была в два раза больше. Северная норма. Чем-то напоминала небольшую тротиловую шашку. Только это масло невозможно было намазать на хлеб. Там был сургутский тип холодильника. Его даже вилкой нельзя было наколоть. Так и грызли как сосульку, закусывая хлебом и запивая тем самым котловым чаем.
Перед отправкой конвоя в распоряжение коменданта, начальник караула объявил, что мне предписан особый фронт работ на вещевом складе училища. Все обалдели, а я в смущении почесал переносицу. Да-а-а, похоже, комбат – батяня постарался! Теперь всем стало ясно, что у одного губаря здесь какой-то особый статус. Когда вышли за ворота гауптвахты, я сказал солдатику – конвоиру, что не стоит мне красоваться в общей колонне. Вещевой склад недалеко по дороге. Да и начальник караула разрешил прибыть на обед самостоятельно, если вам зайти за мной будет не по пути. Смышленый воин понимающе кивнул, поправил на плече ремень автомата и зашагал рядом с десятком губарей, двинувшихся по его команде в колонну по одному в сторону КПП. Я же, сохраняя небольшую дистанцию, пошёл следом, грызя травинку и продолжая поражаться необычности всего происходящего с самого начала этих событий. В нужном месте я отвалил влево, приветливо махнув рукой часовому, и отправился на поиски начальника склада.
Хорошо знакомый нам прапорщик, узнав, что я направлен к нему для исправительно-воспитательных работ, был в полном восторге!
Он тут же включил электроплитку, водрузил на неё чайник и мы приступили очень подробно и тщательно разрабатывать план моего исправления и трудового воспитания! Дело это оказалось непростым. Пришлось долго рассказывать о себе, о срочной службе и курсантской жизни. За одним как-то незаметно перешли к обсуждению непростой жизни советского прапорщика и, только перед самым обедом, он вдруг спохватился, вспомнив, что ему что-то там нужно было поднести к предстоящей выдаче. Я с радостью взялся ему помогать.
К назначенному времени обеда я спокойно оправился на губу. Колонна утренних попутчиков скорым шагом нагнала меня у самых ворот гауптвахты. Пока арестованные мылись, а дежурные заносили бачки с обедом и гремели на кухне мисками, меня посетила свежая мысль! Эта самая мысль мне так понравилась, что я не стал раздумывать ни секунды больше. Подошёл к старлею, начальнику караула, и доверительно ему её выложил. Ну и в самом деле! Лётная столовая недалеко. Мне ещё предстоит летать. Логично было бы питаться по реактивной норме! Пока все будут обедать здесь, я успею перекусить на своём месте в столовой. Лётчики полка и курсанты уже пообедали и я никого не буду смущать. Офицер малость подумал, но разрешил:
- Ты только обязательно приходи!
- Ну а куда же я денусь?!
- А-а, ну да!
Продолжая поражаться своей наглости, я бодренько зашагал к нашей столовой!
В зале было пусто. Я сел за свой столик. Подошла официантка и приветливо спросила:
- Что это ты сегодня опоздал?
- Не опоздал! Я на гауптвахте сижу. Вот, забежал пообедать.
Официантка, крепкая деваха, своя в доску, обычно довольно строгая в присутствии большого количества людей и, как оказалось, непосредственная до умиления, услышав эту новость, изумлённо взвизгнула, подогнула колени и шлепнула себя ладонями спереди по крепким бёдрам:
- В самоволку сходил?!
Положа руку на сердце, восклицание у неё было гораздо крепче. Такое, что и в нынешние времена признали бы скорее как нецензурное, нежели наоборот. Но в литературном переводе фраза звучала именно так, как я написал.
Едва моя девственная натура справилась со смущением, я в двух словах рассказал ей как получил десять суток за то, что курсанты ( и Сердюк) очень хотели кушать. И напомнил, что и меня, кстати, тоже не мешало бы подкормить. Трудолюбивая девушка кинулась исполнять свои обязанности и вскоре стол был завален всевозможной едой. Беря в руки ложку, я подумал, что если я сейчас этим изобилием «заморю червячка», то он до завтрашнего обеда даже не шевельнётся!
В самоволку….. Глупенькая! Откуда ей было знать, что вопросы увольнений у нас давно решались просто. Командир роты, капитан Кийко, давал мне периодически пачку бланков увольнительных и просил, чтобы в город одновременно ходило не больше тридцати процентов личного состава. Уложиться в эти тридцать было очень сложно. Женатикам всегда выписывал сверх этой нормы, плюс какие-то экстренные случаи или компанию ребят нельзя было разбивать. Короче, на своё усмотрение и с риском, что эту лавочку могут и прикрыть. Однажды выписывал ребятам увольнительные, согласно графика. ( Ещё и такой график приходилось вести). А Коля Чернов, сходив прошлый раз, делал ко мне уже третий или четвёртый подход:
- Ну, Стас, ну напиши!
- Малой, у тебя какая-то веская причина?
Николай честно отвечал:
- Ну нет. Ну, Стас, напиши!
Короче, так меня достал своими подходами, что я не выдержал и, четко произнося каждое слово, тихо сказал ему:
- Коля! Иди ты ……..
И послал его очень коротко и конкретно, что мне, как вы знаете, было абсолютно несвойственно. Николай стушевался и сразу отошёл. А мне стало ужасно стыдно.
Ну как же так! Зачем парня то обидел? Он ведь просто очень хотел в увольнение!
Через несколько минут, когда я ещё сидел и писал увольнительные ребятам, вдруг снова подходит Николай, наклоняется ко мне и говорит:
- Знаешь, а ты правильно сделал! Я как будто очнулся, когда ты так меня отшил. Сразу легче стало. Спасибо!
- Ладно, Коля. Всё нормально.
Он ушёл, а я бросил писать. Сидел и думал, что вот я, уже тёртый волчара, а ведь не смог бы на его месте вот так подойти и сказать. А наш маленький Коля, наш Малой смог! Зауважал я его с тех пор очень.

Добавлено (15.12.2008, 04:05)
---------------------------------------------
Утром проснулся и испугался, что накануне отправил очередной отрывок "Гауптвахты". Прочитал, сделал небольшие правки. Очень боюсь подавать сырое блюдо. Вчера уже валился с ног. С утра по свежему снежку рванули на охоту с сыном и племянником. Зайцы залегли. Боятся наследить сразу по свежему снегу. Таскались по бурьянам за куропатками, но попались такие изворотливые, что мы высадили немало патронов, но так и не достали ни одной. А потом, переезжая на другое место, увидели здоровенного красавца лиса.
Рванули за ним! Борзые увидели его прямо из салона, взвизгнули и начали ломиться в окна авомобиля -собаковоза. Отъезжает в сторону дверь, они вылетают и пошла гонка! А дальше - классика! Лис стелет по степи огромным огненным хвостом. Борзые, вытянувшись в стрелы летят за ним, сокращают дистанцию. Матёрый лис делает одну угонку, другую, но попадает на дистанцию хвата к рыжему борзачу и Валдай смыкает челюсти у копчика зверя. Туман хватает за холку, короткая схватка и сигнал отбоя! У пацанов восторг неописуемый! Борзые щенки подросли и сами берут лису! А лис матё-ё-ё-ёрый! Рыжий до красноты! Огнёвый! И черные подпалины ниже колен. Даже в Букваре не рисовали красивее!
Потом была ещё работа с техникой. Вечером сел писать "Гауптвахту" и точно не запомнил в каком состоянии сбросил её на форум. Ну теперь уже ладно. Пойдём дальше!

Стас , все как и всегда на высоте.Ждем продолжения

Гришаня , так тебя взяли можно сказать чистеньким , буквально за день до губы и подмыли в баньке. А вот , то что на губе на паёк поставили только на следующий день , так это не порядок . Хотя сам собой навязывается вопросик - и что ж такого мог сотворить человек , что бы на губу залететь? Да , не легка была служба сержантская !

Добавлено (13.01.2009, 18:50)
---------------------------------------------

Жена подарила на Новый год персональный ноутбук и я решил проверить его.
Так что ежели слабо получилось, то я не виноват.

Гауптвахта 5-я часть

После обеда, удовлетворённый до невозможности обрисовавшимся режимом отсидки на гауптвахте, я продолжил отбытие наказания в философских беседах с начальником вещевого склада. Я больше слушал. В таких беседах, которые, в общем-то, редко случаются в армейской энергичной жизни, можно узнать многое из того , что обычно скрыто под зелёным фоном воинской профессии и часто бывает трудно, как говорил М.Ю. Лермонтов , «разглядеть светлый ум под белою фуражкой и пылкое сердце под нумерованною пуговицей». За хорошим разговором и чаем с карамельками и ароматом нафталина время пролетело незаметно.
За ужином в тесной столовой гауптвахты, вмещавшей один длинный стол и две деревянные скамьи, я уже чая не хотел. Просто сидел, разминая хлебный шарик, и наблюдал как ребята, громко стуча ложками по мискам и вяло подшучивая друг над другом, уплетали свой ужин.
После наведения порядка и вечерней поверки все с радостью восприняли команду взять лежаки. Я тоже схватил тяжёлый лежак и вместе со всеми, неловко семеня ногами, потащил его в стоячем состоянии по тесному коридору в свою камеру.
Закрылась за спиною металлическая дверь и тупо лязгнула снаружи задвижка. Все сняли сапоги и легли. В камере отчётливо запахло портянками…. Наступила тягостная тишина. Кто-то из губарей вдруг нарушил её: « А у нас в Феодосии сейчас бархатный сезон. И море по вечерам так хорошо пахнет……». И снова тишина. Каждый думает о чём-то своём. А я подумал о сокамерниках. Вот лежат они и каждый, конечно же, подумал о доме. Все эти губари на самом деле мальчики, оторванные призывом в армию от ласки и опеки своих матерей и отцов. Кто-то из них не справился с суровыми и часто грубыми законами этой новой жизни, кто-то попытался нарушить эти законы и попался. В армии ведь наказывают не за то, что нарушил, а за то, что попался! Ну а кто-то и вовсе просто попал под горячую руку облечённому властью командиру и загремел сюда затем, чтобы другим неповадно было расслабляться. А матери этих мальчиков , смахнув такие близкие с некоторых пор слёзы, перед сном постараются успокоить себя мыслью о том, что их сын сытый и здоровый засыпает сейчас в своей тёплой постели под присмотром заботливых командиров и, может быть, завтра, наконец, придёт от него письмо……. На память приходят строки Евтушенко и я вслух прочитываю стихотворение:

«Мы с тобою старые, как море.
Море, у которого лежим.
Мы с тобою старые, как горе.
Горе от которого бежим

Мы устали, милая, с тобою.
Не для нас белеют корабли.
Мы упали около прибоя,
Мы упали около любви.

Добрая всезнающая бездна
Нас ничем не будет обижать.
Неподвижность – лучший способ бегства,
Если больше некуда бежать…….»

Тихо…..Только в коридоре слышны мерные шаги часового . Никто не шелохнулся. «Неподвижность – лучший способ бегства, если больше некуда бежать».
И вдруг кто-то из ребят робко спрашивает: «А ещё?»
Срочно вспоминаю из Щипачёва понятные каждому солдату строки:

« Мне далеко до дому
И труден мой путь впереди,
А до тебя другому
Лишь улицу перейти.

Все так же твой быстрый почерк
Ложится в моей судьбе
Не в строчках, так между строчек,
Прочесть бы: какая короче
Дорога ведёт к тебе?»

Теперь уже несколько голосов: «Ещё! Ещё! Товарищ старший сержант, ещё!»
А мне уже и самому хотелось ещё!

«…..Я сегодня влюблён в этот вечер!
Дорог сердцу желтеющий дол,
Отрок – ветер по самые плечи
Заголил на берёзке подол.
И в душе и в долине прохлада,
Синий сумрак как стадо овец…
За калиткою смолкшего сада
Зазвенит, то замрёт бубенец.
Я ещё никогда торопливо
Так не слушал разумную плоть.
Хорошо бы как ветками ива
Опрокинуться в розовость вод»

Ребята оживились, кто-то даже сел, чтобы отчётливее воспринимать удивительный
мир чувств, выраженный словами поэтов. Уже и своды каземата не давили так тяжело и, если закрыть глаза, то взгляд не упирался в стену камеры, а улетал к дальним горизонтам этого прекрасного мира, где есть , действительно есть место красоте, любви, мечте, восхищению, безоглядному полёту чувств, радости и успокоению! Я поддался общему настроению и выдавал всё, что только мог вспомнить!
Корка непроницаемости, камуфляж разгильдяйства и пофигизма на ребятах расстаяли и они впитывали в себя каждое слово! Я не сильно ошибусь, если предположу, что никто из великих актёров и даже сами гениальные поэты, чьи стихи звучали в застенках гауптвахты в тот вечер, не имели таких благодарных слушателей, какие были тогда у меня! Они с одинаковым восторгом воспринимали и стихи современные, и Лермонтова, и строки Шекспира, и отрывки из Евгения Онегина! Я читал без разбору все, что удержала память, запинался, пропускал строки, застревал, силясь вспомнить, бросал, вырывал кусок из другого произведения и читал его, но им нравилось всё и они просили ещё и ещё!
Когда я уже многое прочёл по второму и третьему кругу, то у меня совсем пересохло в горле, не смотря на весь выпитый за день чай. Уже немного осипшим голосом я обещал ребятам завтра продолжить и они потихоньку угомонились. Я был очень рад, что они засыпали в хорошем настроении! Я постарался лечь поудобнее, поправил шинель. Быстро клонило ко сну. Во рту ощущался вкус солдатских портянок. Я был счастлив!

***

Тёплый эфир ясного солнечного утра, заполнивший двор гауптвахты, был густой как бальзам, за ночь впитавший в себя ароматы зелени, спелых яблок и удивительный пьянящий запах старых аллей Черниговского лётного училища. Я дышал полной грудью, промывая лёгкие этим живительным настоем. Да-а-а……. Жизнь прекрасна и удивительна! …… Особенно там, за этим высоким забором с козырьком колючей проволоки наверху.
Начальники караула, похоже, эстафетой передавали друг другу информацию о моих гастрономических предпочтениях и мне не составило труда отпроситься у нового начальника сходить на завтрак в лётную столовую.
Курсанты и часть лётчиков были в столовой. Удивил ребят своим появлением. Пока официантки несли завтрак, коротко обрисовал соседям по столику свою жизнь на губе, на что получил короткое заключение: «Ну ты, блин, даёшь!» Времени было в обрез. Я быстро утрамбовал свою реактивную порцию, запил её ароматным кофе со сгущёнкой, плитку шоколада закинул в карман и поспешил явиться на гауптвахту. Я старался, чтобы мне нравилось это приключение с пребыванием на гауптвахте и, кажется, пока у меня это получалось. Вот только……. Сам не умею, но помолился бы кто-нибудь за Запырича, чтобы ему где-то там было хорошо и чтобы он, упаси боже, не вернулся до окончания моего срока! Иначе это бескрайнее голубое небо мне покажется с овчинку.
Я предполагал, что этот день снова пройдёт в компании с прапорщиком и чайником. Но тут в вещевой склад заглянули ещё двое его коллег и вскоре одного из них стали уговаривать принести баян. Тот немного, для виду, поупирался, но минут через пятнадцать инструмент был доставлен. Прапорщик снял китель, бросил на него зелёную селёдку галстука и, расстегнув пару верхних пуговиц на рубашке, ловко приобнял баян.
Сам я в детстве немного растягивал меха и имел какое-то представление о возможностях этого музыкального инструмента, но когда этот, кажется, простой советский прапор пробежал в разминке пальцами по кнопкам, я от изумления просто оплавился и, замерев, прилип к стулу. О, Боже! Как он играл! Впечатление было сродни тому, которое я испытал на третьем курсе, когда мы с Витей Иващенко поехали на осенних каникулах в Ленинград и в легендарной питерской Мариинке пришли на оперу «Царская невеста». Мы сидели в ложе и таращили в восторге глаза на сияющее золотом убранство зала, на загадочный многообещающий занавес, оркестровую яму, на партер внизу, где торопливо занимали свои места запоздавшие зрители.
И вдруг тысячи свечей на гигантских люстрах театра начали тускнеть и вместе со светом, как по волшебству, стал исчезать шум в зале. И когда царскую ложу напротив поглотила темнота, то стояла такая тишина, что, кажется, даже шорох ресницы был бы слышен, если бы кто-то в этот момент посмел моргнуть. И вот точно в это мгновение внутри меня, первыми нотами очень тихо, потом всё громче и громче зазвучала удивительная гипнотизирующая музыка! Эти волшебные звуки донеслись не откуда-то. Я точно чувствовал, что они рождались внутри меня, но я был не властен над ними! Это они покоряли меня! Я замер в восхищении! Кажется, даже сердце перестало биться, чтобы не добавить лишнюю ноту в совершенство мелодии! Я был околдован и очарован! Я не хотел сопротивляться! Я тонул не в силах шевельнуться! И только нестерпимо, так нестерпимо хотел сохранить в памяти и в сердце это впечатление, чтобы пронести его с собой через все свои последующие жизни! Я тонул, крайними проблесками сознания понимая, что сейчас я впервые узнал что такое Музыка!
Но там, в Мариинском, была акустика императорского оперного театра, а здесь – тесный пятачок перед прилавком вещевого склада, на который бочком присел этот удивительный баянист. Невероятна была даже сама манера игры. Он не рвал меха и не лупил по кнопкам пятернёй, как это обычно делают. Его пальцы ласкали клавиатуру, но баян был в полной его власти! Он нежно обнимал инструмент, но тот точно проговаривал каждую нотку!
Его муза и плакала , и смеялась! Она томно стонала в его руках или разливалась светлою печалью, зачаровывая нескольких военных, оказавшихся свидетелями этого чуда! Сложнейший полонез Огинского был исполнен с такой фантастической виртуозностью и с такой высотою чувств, что моя душа, омывшись слезами непреходящей печали композитора, устала, но возрадовалась торжеству и силе чувств человеческих!

Добавлено (16.01.2009, 14:17)
---------------------------------------------
Гауптвахта 6-я часть

После отбоя снова был поэтический вечер. Теперь я начинал чтение с чего-нибудь сурового:

« …Но окно тюрьмы высоко,
Дверь тяжёлая с замком,
Черноокая далёко
В пышном тереме своём….

… Одинок я – нет отрады:
Стены голые кругом,
Только светит луч лампады
Умирающим огнём.

Только слышно, за дверями
Звучно-мерными шагами
Ходит в тишине ночной
Безответный часовой».

Но после нескольких секунд паузы врывался лихой Денис Давыдов и тягостное настроение вмиг испарялось! Все кто были здесь раньше и те, кто прибыл на гауптвахту в последующие дни, становились слушателями совершенно нетипичных и невероятных для военного училища поэтических чтений! Справедливости ради нужно отметить, что вечера эти были закрытыми. Вход был бесплатным, но только для избранных! Вооружённая охрана пропускала немногочисленных гостей исключительно по совершенно уникальным в истории таких мероприятий пригласительным - запискам об аресте!
После гусара Давыдова вступал на сцену Пушкин – хвастун и сукин сын, но его остужал благородный и тихий Булат Окуджава:

"Пейте чай, мой друг старинный,
Забывая бег минут.
Желтой свечкой стеаринной
Я украшу Ваш уют.

Не тоскуйте о поленьях,
О камине и огне…..
Плед шотландский на коленях,
Занавеска на окне,

Самовар, как бас из хора,
Напевает в вашу честь.
Даже чашка из фарфора
У меня, представьте, есть.

В жизни выбора не много:
Кому день, а кому ночь.
Две дороги от порога:
Одна в дом, другая – прочь…»

Десять суток – это много. Полковник Сердюк исполнял обязанности начальника училища и впаял мне от души. По максимуму! Ну да ничего. Вот и ещё один день прошёл….

«Высоко земли обитель.
Тихо - тихо, спать пора…
Разум, бедный мой воитель,
Ты уснул бы до утра….»

А вот и утро! Пока всё идёт неплохо. На складе, между делом, пишу письма и умудряюсь их отправлять. В столовой неожиданно столкнулся с начальником штаба полка подполковником Васендой. Тот удивлённо вскинул брови, потом строго сомкнул их, несколько мгновений что-то прокручивал в голове, но вопрос задал короткий:
- Тебя что, уже выпустили?
- Нет. Просто пообедать пришёл.
Строгие глаза начштаба вдруг потеплели. Он, слегка улыбнувшись, изумлённо качнул головой и пошёл к своему столику. Да-а-а, товарищ подполковник, могу Вас понять: такой борзоты за всю историю Черниговской гарнизонной гауптвахты никто не видывал! Получилось так, что у меня потом не было возможности рассказать ему все подробности своего пребывания на губе. А жаль! Хороший человек, хоть по должности начальнику штаба это, вроде как, и не обязательно.
Едва я вернулся с обеда в расположение гауптвахты, как за мной пришёл часовой и вежливо сообщил:
- Товарищ старший сержант, к Вам пришли!
Вот так дела! Кто это по мне соскучился? Да и не положено, вроде.
Вышел на крыльцо и обомлел! Посреди двора гауптвахты стоял начальник партийной комиссии училища полковник Пузин Алексей Никифорович. Когда-то, по совету замполита батальона подполковника Галецкого, я просил у него рекомендацию в партию.
Посетитель, в нарушение Устава гарнизонной и караульной службы, поздоровался с арестованным за руку. Да, брат, что-то ты популярным стал с недавних пор. Целый парад полковников в твоей судьбе за эти несколько дней: полковник Сердюк, полковник Барановский, комбат полковник Панасенко, теперь вот полковник Пузин. Так думал я, пока, по приглашению партийного комиссара училища, проходил с ним к курилке в углу двора гауптвахты и усаживался на скамью.
Этот пожилой, как мне казалось, мягкий и спокойный дяденька, на плечах которого погоны полковника смотрелись как-то несерьёзно, чертами лица был очень похож на моего отца. Оказывается, он озабочен моим моральным состоянием. Не пал ли я духом и не переживаю ли слишком сильно столь строгое наказание? Я заверил его, что я в полном порядке, тем более, что меня здесь сильно не напрягают. Алексей Никифорович сообщил, что управление училища в курсе, что я сижу на гауптвахте, но полковник Сердюк пока непреклонен. Он ещё что-то сказал о характере и принципиальности Сердюка. Я ещё раз заверил, что нет причины беспокоиться и короткая беседа была окончена.
За такими впечатлениями не успеешь оглянуться и ещё один день прошёл!

Простите, это как? За каждого написать? Или взять автомат и заставлять каждого писать?
Ребята, у вас в руках ИНСТРУМЕНТ (сайт) - играйте! А еще "Вам разум дал стальные руки-крылья"! В принципе, и этот раздел создавался с той же целью. Давайте вспомним сколько раз С.И.Ковальчук просил кратко написать о себе. И, наконец, товарищ подполковник colonel , сколько раз я лично просил тебя НАЧАТЬ эту тему?
"Как инженер-путеец, я , конечно, могу помочь в руководстве работами... Но ворочать лопатой снег я не буду!" ((с) Н. Островский "Как закалялась сталь")
Самому хочется услышать о вас из ваших уст. А помочь я завсегда