Если кто-то не понял, о чем это мы тут - милости прошу в раздел "О нас" на главной странице. И по-активней включайтесь в сотворение истории!

продолжение Гауптвахты

Наступила суббота. Вещевой склад закрыт и я вместе со всеми отправляюсь утром на КПП.
Романюк, конечно же, не обладал такой изощрённой иезуитской фантазией, как Запырич. Возле КПП был небольшой яблоневый сад. Как и вся территория училища, этот сад всегда содержался в образцовом порядке. Вот и сейчас была поставлена задача выщипать подросшую траву на высоту не более трёх пальцев. Когда комендант, дав указания, удалился, я обратился к арестованным:
- Так, разгильдяи, тунеядцы и пьяницы! Без обиды! Мне тут кое-чего написать нужно. Так вы уж как-нибудь без меня!
Ребята кисло улыбнулись такой незамысловатой шутке и начали нехотя клевать травку. Я сказал часовому, что присяду в сторонке. Он возражать не стал. Ну и в самом деле! Кому какая разница! Работать всё равно отсюда и до вечера. Если сделаешь эту работу, то найдут другую. Это при Запыриче все стригли бы здесь как десять газонокосилок, а без его присмотра зачем ногти ломать?
Я отошёл в другой угол сада, сорвал несколько яблок пощекастее и уселся под развесистой кроной приглянувшегося дерева, привычным движением рук сбросив книзу гармошечки сапог.
Красавица яблоня сладко зафиксировала меня между лопаток своим тёплым коленом. Сквозь листья пробивались и играли на начищенных носках сапог дробленые лучи ещё жаркого солнца. Сочная мякоть спелых яблок после ночи была немного прохладной. Я достал ручку-коротышку, изготовленную специально перед уходом на губу и расправил на колене несколько уже порядком затёртых листов, вырванных из старой тетради. Хороший день для написания писем…..
Как проходили другие дни, уже и не могу вспомнить. К сожалению, многое повыдувалось из головы сквозняками прошедших лет через пробоины, полученные на разных этапах жизни.
Помню лишь, что в один из дней отконвоировали нас на ремзавод убирать металлолом. А сразу за трёхметровым бетонным забором наша казарма. Я обнадёжил часового, что ко времени отбытия на обед обязательно вернусь, перемахнул через преграду и явился в казарму. Ребята кинулись поздравлять меня с освобождением, но мне пришлось удивить их ещё раз. Не тратя времени на разговоры, я разделся и отмылся хорошенько в нашей комнате для умывания. Вымыл, наконец, голову, побрился и взбодрил свой чуб как надо! Потом с наслаждением оторвал от девственно чистого куска материи свежий подворотничок и аккуратно пришил его на место старого.
Обратно забор перемахнул вовремя и вскоре часовой повёл колонну арестованных на обед.
Мой внешний вид заметно контрастировал с обликом губарей и я держался несколько в сторонке, пока не отвалил по дороге в лётную столовую.
Приближается день госэкзамена. Все молчат. Я терпеливо жду, понимая, что от меня в этой ситуации ничего не зависит. Только надеюсь, что все же вспомнят и обо мне. Неуютно от разных мыслей и сомнений. Но здесь не детский сад. Держусь и верю!
Снова утро. Губарей выводят во двор для отправки на работу. Обречённо становлюсь в строй. Завтра госэкзамен, а я за решёткой. Забыли!? Сердюк не отпустил? Начальник караула даёт какие-то распоряжения. Тупо смотрю перед собой в глухую стену ограждения гауптвахты. Вдруг раздаётся звонок у ворот. Часовой открывает калитку и во двор вступает майор Третьяк – дорогой мой инструктор! Коротко перешёптывается с начальником караула и отзывает меня в сторону.
- Ну, ты как, в порядке?
Я никак не могу придать лицу серьёзное выражение и оно растягивается счастливою улыбкой.
- Да! Конечно в порядке!
- Сердюк разрешил тебе сдавать госэкзамен. Сказал, что после экзамена отсидишь оставшиеся двое суток. Ну, насчёт «отсидишь» я сомневаюсь. Никто ему напоминать не будет. А сейчас беги в класс. Комэска тебя ждёт!
Пока забегал за шинелью, начкар нашёл и вручил мне отмеченную записку об аресте и я, срезая все углы, короткими тропами помчался в старое УЛО, где были классы предварительной подготовки, надеясь, что Третьяк не шутит. Наше знакомство с ним в начале третьего курса началось с шутки. В одно из первых занятий он забегает в класс, где сидела наша группа и спрашивает:
- Самолёт свой хорошо знаете?
- Ну как же! Учили!
- Тогда ответьте, что за агрегат такой в самолёте: ТПН – 46?
А сам снова уходит куда-то.
Мы лихорадочно начинаем соображать. Что-то очень знакомое в названии! Каждый старается вспомнить быстрее других. Но быстро не получается. Инструктор заглянул на минуту:
- Ну, что?
- Сейчас, сейчас! Мы вспомним!
Вроде как топливный насос, но их то мы вроде помним. Я продолжаю копать по топливной аппаратуре, Толик Самосюк тоже, плюс двигатель. Коля Бахтин, как спец по авиамоделям, прокачивает в поисках этого агрегата обе гидросистемы, планер и даже аварийную воздушную.
Андрюха Каминский старается помогать всем сразу, но у всех ничего не получается! Начинаем злиться на себя за свою тупость. Как же мы зачёты сдали подполковнику Старовойтову? У него ведь на халяву четыре балла никогда не получишь и к самолёту живому не подойдёшь!
Часа два мы бились над этим вопросом! Когда Третьяк спросил нас в третий раз, то мы уже решили сдаваться! Инструктор насладился хорошей паузой, а потом выдал:
- Ну так запомните! Очень важный агрегат в вашем самолёте! ТПН- 46 - это Третьяк Пётр Николаевич, 46-го года рождения!
Во как! А у нас чуть мозги не закипели! Знатоки авиатехники, блин!

Подполковник Сосонко был в классе и корпел над плановой таблицей. Я, бывало, и от него получал нагоняи за личный состав, но теперь с нескрываемой радостью доложил ему, что прибыл.
Комэска, внимательно наблюдая за мной, стал задавать вопросы типа: как я себя чувствую; готов ли я завтра лететь; и даже не держу ли я обиды на кого-то….
Я спокойно и совершенно честно отвечал, что готов и хочу лететь и какие могут быть обиды! Ведь это армия! Кажется, мы хорошо друг друга понимали и разговор был недолгим. Наконец он сказал:
- Тогда давай в класс! Оформить предварительную под руководством инструктора как положено!
- Ясно! Мне только в казарму нужно сбегать, привести себя в порядок, взять лётную документацию и всё необходимое.
- Давай! Да смотри под ноги!
Я повернул кругом и рванул на выход, но в дверях меня остановил его окрик:
- Стой! Ты на плановую то посмотри!
Комэска развернул ко мне плановую таблицу полётов на завтрашний день. Я быстро подошёл к столу, взглянул в неё и…….взял паузу! Я то думал, что чудеса уже закончились! Но вот такого я никак не ожидал!
Сосонко дал мне немного прийти в себя и когда увидел, что я более-менее адекватен, спросил:
- Ты всё понял?!
- Товарищ подполковник, я всё понял!
Комэска кивнул головой, отпуская меня. Я повернулся кругом и теперь уже спокойно вышел из кабинета.

Добавлено (06.02.2009, 16:41)
---------------------------------------------
Что меня больше всего поразило в истории с гауптвахтой, так это то, что за всё время этих событий меня никто ни разу не упрекнул! Начиная с лётчика-инструктора, лётного состава эскадрильи и командования авиаполка и кончая управлением училища, никто не читал мне нотаций, не высказывал обвинений и не хотел, пользуясь случаем, причинить лишнюю боль неосторожным словом или даже намёком. Но никто и не сюсюкал как с младенцем или слабаком.
Просто все нормально делали свою работу! А я при этом чувствовал огромную поддержку и понимание с их стороны! К сожалению, в последующей лётной работе так было далеко не всегда.
Я бесконечно благодарен лётчикам и командирам, которые были с нами рядом все эти четыре года и толково делали настоящую мужскую работу! Они дали нам не только крылья, но и научили стоять крепко на ногах и не сгибаться! Они своим примером учили зелёных пацанов мужским поступкам и пониманию кажется простых, но великих по значению житейских истин!
И знаете, что я ещё подумал: такого уже не будет никогда! Не то время. Не те нравы. Не те задачи и цели. Я не говорю, что сейчас плохо. Я говорю, что того, что было у нас, уже никогда не будет. И это стоит помнить! Об этом стоит говорить иногда, чтобы понимание тех простых и великих истин записывалось в наших генах чётким кодом и передавалось детям и внукам как бесценное достояние!

Весь день накануне полётов прошёл в подготовке. Прогноз погоды отличный. Задача – стандартный перехват воздушной цели. Этому нас научили, но надо было всё красиво отобразить в тетрадях подготовки к полётам и отработать все этапы предварительной подготовки. Вроде обыкновенная рутинная бумажная работа, но я, оказывается, так соскучился по всему этому, как будто с полгода не летал и не готовился к полётам.
Отбой рано, как положено накануне полётов. «А утром - не петух прокукарекал! Сержант разбудит! Как человека!» Ребята услышали до боли в сердце знакомый голос:
- Эскадрилья, подъём!
Вставали дружно и быстро собирались. Не думаю, что из-за того, что соскучились по моему голосу. Просто сегодня госэкзамен и никто не собирался опаздывать! Весело и взволнованно утрамбовались на кузов присланного за нами тягача и поехали на аэродром по знакомой дороге.
Никто не знал, да и, наверное, не задумывался о том, что после экзамена многим, может быть, уже никогда не доведётся прокатиться по черниговской взлётке или посидеть в курилке возле высотки под огромной ивой, роняющей пенные слёзы прямо на головы сидящих.
Я и сам, служа потом в Киевском военном округе, лишь один раз прилетал сюда ненадолго.
Наше звено кинули в Чернигов из Канатово подыграть на каких-то армейских учениях где-то осенью 1985-го. Кажется, мы так и не слетали по плану учений, так как район военных игр накрыла сплошная облачность, да и над точкой до нижнего края можно было фуражку добросить.
Мы почти весь день проболтались в квадрате, а к вечеру командир полка созвонился с армейскими и передал нам команду возвращаться домой. Вот такой был короткий визит…. Правда он остался в памяти, благодаря нескольким ярким впечатлениям по дороге домой. Началось с вылета. Над головою сплошная облачность с верхним краем, предположительно, тысяч пять. Точно никто не знал, а на экранах локаторов сплошная пелена с нечёткими границами. Мы несколько раз пеший – по лётному проигрываем пробивание облаков звеном. Если кто-то допустит малейшую ошибку или отклонение параметров, то когда выйдем за облака – будем выглядеть смешно, или, не приведи господи, найдём друг друга в сплошном молоке облаков.
Оторвались от полосы звеном почти одновременно, нырнули в облака и развалились по курсу, считаем секунды, снова на прежний курс и теперь только как можно точнее выдержать его и скорость! Идём в наборе целую вечность! Уже пять тысяч, пять с половиной, а за стеклом фонаря – мрак. Сюда что, весь Атлантический океан подтянуло? Шесть тысяч. Какой там собраться звеном! Тут хоть бы самому вылезть из этого киселя! Наивно продолжаю держать курс и скорость.
Просто больше вроде как и заняться нечем. Где-то на шести с половиной в кабине чуть посветлело, а через несколько секунд ударило по глазам ослепительным светом. Царапнул вниз светофильтр своего шлема и скорее перевёл самолёт в горизонт. Я был в звене вторым ведомым. Значит трое, по идее, должны быть левее с разбросом по высоте. Через несколько секунд глаза привыкли к свету и я, к своему изумлению, увидел всех троих сразу! Вышли как нарисовано на схеме в тетради! И чего это мне в облаках то так скучно было?! Докладываю:
- Вижу всех!
Командир звена тут же входит в разворот, не дожидаясь пока мы пристроимся, и берёт курс домой. Наверное и ему тоже показалось, что мы в наборе высоты скоро до Польши долетим.
Собрались плотным строем, но назначенного эшелона оказалось недостаточно. Мы на животах скользили по сплошному белому океану облачности. Срочно перешли на первый канал и командир звена запросил у центра управления эшелон повыше, потом ещё выше и, наконец, нам сообщили, что воздушное пространство свободно и можно занимать необходимую для полёта группой высоту. Пришлось идти на высоте более восьми тысяч. И снова облака поддавливают снизу. Берём ещё чуть выше и вдруг у меня перед глазами из хвостов трёх самолётов, идущих впереди плотным строем, вырываются три белоснежные трубы инверсионного следа! Я кончиком левого крыла почти касаюсь этой бешенной белой пены, которую оставляет за собой самолет моего ведущего Саши Осипенко. Взглянул в перископ. Позади нас четыре плотных белых следа.
- Ребята! Красота то какая!
- Да! Красиво!
Это командир звена ответил мне за всех. Лишние разговоры на первом канале ни к чему.
Когда вошли в свою зону и переключились на канал нашего КП, то первый вопрос к нам был об остатке топлива. Доложили. Остаток ничего. По любому хватит. Через минуту в эфире уже голос командира полка. И снова запрашивает остаток топлива у каждого. Всё! Приехали! В звене все лётчики первого класса, готовые в любых условиях и при минимуме погоды реально 150 / 1, 5.
Если у нас при этом так живо интересуются остатком топлива, то на точке погоды уже нет вообще! Похоже на земле лихорадочно высчитывают возможность ухода на запасной аэродром.
Летим молча. Отдыхаем. По любому впереди хороший кусок работы. Всему своё время. Под нами почти девять тысяч метров сплошной облачности, в которой бог знает какие процессы происходят. Наверное наши запасные закрываются один за другим. Тогда уж точно – лучше домой. Слава богу, у командира было такое же мнение. Похоже и в Чернигов уже нет шансов вернуться.
Снова в эфире голос командира полка. Уверенным тоном сообщает нам, что, так мол и так, сложные метеоусловия, облачность десять баллов (оказывается), осадки, реально нижний край 150 метров, видимость полтора и что на аэродроме всё включено по ночному. И в конце монолога с нажимом и ударением переспрашивает:
- Как поняли?!
- Поняли!
Мы уже давно все поняли! Без вариантов.
Командный пункт рассыпал нас по системе и начал по очереди передавать ближней зоне. В наушниках знакомый голос! Это Вася Карапыш. Гений системы посадки! Собираю стрелки в кучу и снижаюсь по глиссаде, слушая как внимательно ведут ребят впереди меня. Василий с каждой посадкой становится всё разговорчивее! Ребята чётко отвечают высотой. Надеюсь, что и на меня у него хватит красноречия! Трое уже на земле. Остался только я. Дальний привод прохожу в облаках. На остеклении фонаря змейками вьются потоки дождя. Держу планки и стрелки и отвечаю высотой. С ближнего привода мы с Василием в эфире уже пели дуэтом! Землю угадал метров с тридцати. Вася вывел меня аккурат в створ полосы. Гений!
- Вижу полосу!
Вася смолк. Я выровнял и начал глиссировать по полосе. Был очень занят….
Подкатил к рулёжке, когда солдат на подборке тормозных парашютов под потоками дождя ещё тащил по воде тяжёлый бредень, сброшенный Сашей. Сбросил ему и свой. Вдруг зашипела радиостанция и после паузы голос командира полка спросил:
- Ты сел?
Интересный вопрос. Я в недоумении посмотрел в направлении вышки КДП и мне сразу всё стало ясно. Они не видели взлётную полосу, так же как и я не видел их. Похоже, я вовремя сел.
- Я сел. Всё нормально.
В ответ в наушниках раздалось только короткое шипение. А меня и самого уже не тянуло на разговоры…..
Командир уже ждал нас в высотке и подвёл итог прошедшего дня:
- Так! Здесь вы больше не летаете! Готовьтесь к замене в Германию!
Но прошло совсем немного дней и он же объявил лётному составу:
- Все замены отменены. Приказано готовиться в Афганистан!
Вот такие впечатления остались у меня в результате единственного, после окончания училища, посещения Чернигова.

Лётная смена госэкзамена начиналась на аэродроме по той же схеме, что и в любой другой день полётов, только ощущалось присутствие членов государственной комиссии. Тренаж на самолётах, предполётные указания и вот уже пора идти на стоянку. Запускаю двигатель и выруливаю на взлётную полосу. Над головою распахнулось бескрайнее голубое небо. Остановился в начале взлётной полосы. Другой её конец теряется в дрожащем мареве миража от уже разогретого воздуха. Приготовился к взлёту.
Руководитель полётов начинает:
- Двадцать первое августа тысяча девятьсот восемьдесят первого года. Московское время
девять ноль ноль. Простые метеоусловия. (пошли обороты) Государственный экзамен по
лётной подготовке выпуска тысяча девятьсот восемьдесят первого года. Ноль пятый, взлёт!
Левая рука вперёд до щелчка и бросаю тормоза. Форсаж крепкими объятиями хватает меня сзади и бросает вперёд!
Я не знаю, в пику ли Сердюку, или чтобы я не перегорел в ожидании, или для какого-то собственного самоутверждения и доказательства своей уверенности в подготовке курсантов, но почему-то управление полка решило открыть государственный экзамен взлётом «матёрого губаря»! Я не мог точно ответить себе на этот вопрос. Я лишь понимал, что в меня верят и я должен сделать всё как надо!
Самолёт, идущий за цель, взлетал третьим и пока он выходил на маршрут, меня уже начали наводить по нему. Радиолокационный прицел работал прекрасно! Обнаружение, захват и пуск!
С наслаждением нажал боевую кнопку и давил её не положенных четыре секунды, а почти шесть, как потом выяснилось. Ну что же! Должен же я был сделать свой выстрел и получить сатисфакцию! Отпустил скобу и отвалил. А теперь спокойно, аккуратно до самого конца! Ничего особенного. Нужно просто всё сделать как учили. Не прошло и двадцати минут с момента взлета, а я уже зарулил на стоянку и выключил двигатель. Вот теперь – всё! Доложил члену государственной комиссии о выполнении задания и присоединился к лётчикам и курсантам, находившимся у высотки.

В жизни каждого лётчика, конечно же, немало прекрасных запоминающихся минут! Наряду с неудачами и даже откровенными обломами, было их немало и у меня! Но так получилось, что тот вылет на перехват с черниговской гауптвахты оставил в моей душе удивительно светлый след на всю жизнь и я бесконечно благодарен всем, кто верил в меня и подарил мне небо!
Я благодарен полковнику Сердюку! Без него сюжет бы не состоялся и история Черниговской гарнизонной гауптвахты была бы написана без моего участия. Я благодарен нашим курсовым командирам за невероятное терпение и воинское воспитание! Я бесконечно благодарен всем лётчикам – инструкторам и командирам за их удивительный труд, за веру в нас! И за то, что при воспоминании о них и о нашем родном училище, сердце наполняется теплом и радостью!

«…У каждого из нас
На свете есть места,
Что нам за далью лет
Всё ближе, всё дороже!
Там дышится легко!
Там мира чистота
Нас делает на миг
Счастливей и моложе!»

06.02.2009г

Добавлено (06.02.2009, 18:29)
---------------------------------------------
Читал с удовольствием и интересом! Спасибо!

Деражня, Хмельницкая обл., октябрь 82-го

:no:

Наша аэ занималась практическим переучиванием лётчиков резерва. Пилоты местных авиалиний с юношеским задором предались этому делу. Получили ряд допусков к полётам на боевом.